Все понятно, что тут коментировать? будем ждать, Всем МИР

Очень занимательно почитать было, у меня бывшая баба моя йог, так она меня про эту матрицу огого скока трындела, так то оно так, но что поделать, живем в этом мире, как может так и расслабляемся. Пусть хоть все узнают о матрице, думаю ни чего не изменится, система в крепких цепях и канонах навязанных и привитых нам, увы, хоть и грустно.

курить ганжа - знать философию смысла бытия.
А кого нить после покура шатает? В смысле ощущение сильных вибраций тела (али духа). Ииииии.... так и хочет выскочить..

Однозначно перл!Крылато

Gourmet,бро дизеля я ему давал,..это дизельрайдеравто.Денису привет,..и скажи чтоб сам выращивал,..а не хитрил

chup, я Денис тогда

АМИНЬ!

Сказка о Менеджере.
Жил-был,а может не жил,да и не было его вовсе, Менеджер. Как в той песне, среднего звена.
Пришел как-то он на работу, в офис конечно, да стал работать. И вот на какой-то педии, на которую он конечно по работе заглянул, наткнулся он на статью о учении философском, о том что всё на свете, в том числе и он, есть ничто иное как сознание (оно же, по совместительству, Бог). Менеджер не понял сначала ни чего, но у него с собой было. И вот после того как он приобщился стал внимательней перечитывать статью, опять ни чего не понял, там много всего было написано, но он всё-таки уловил суть и додумал всё по своему.
Сложно ведь представить себе весь этот мир со всем его разнообразием, какого его начало и где исход, сложно представить, что люди по собственной воле убивают себе подобных . Легче представить, что обитает где то на просторах вселенной существо бесплотное мысль какая то, питает её энергия космическая и делать этой мысли ни чего не надо. Плавай себе в вакууме наслаждайся жизнью. Представил он себе это и понял, что через некоторое время мысль эта неизбежно начнет эволюционировать плодить образы, причем очень отчетливые и вживаться в них. Так же представит место , живописное, красивое. Ведь в бесконечности времени и пространства можно много думать можно вживаться в образы и представлять места и придумывать новые действующие лица, можно экспериментировать создавая существ с координальныйми отличиями наделив их необходимостью существования друг-друга. Да даже не создавать, а быть этими существами, причем всеми сразу и одновременно. И осознал, это Менеджер, встал и пошел. Говорить ни кому ни чего не стал, просто встал и пошел. Пришел домой кое чё взять, ну и своих предупредить, что уходит. А жена его спрашивает куда ты и вообще что происходит. А Менеджер её объясняет, что мол придумал я тебя и стало мне скучно ухожу я куда не знаю пойду, придумаю что ни будь, дойду до моря подумаю там, потом пойду в горы и там подумаю, ведь мир такой большой и я знаю почему я здесь. Жена спрашивает «Как придумал, вот ведь я настоящая, ни какая не выдуманная?» Ну, говорит менеджер, раз не выдуманная пошли со мной, я в общем и не против. А дальше

а дальше, как устроен мир, нам расскажут маркетологи)

На экзамене

Профессор Станислав Петрович поправил очки, взглянул на Толю и сказал:

- Задаю вам последний вопрос: отвечаете на него правильно – ставлю «тройку», проваливаетесь – идёте готовиться к пересдаче. Согласны?

Покрывшееся неприятными красными пятнами лицо Толи выражало готовность броситься грудью на вражескую амбразуру. Он преданно, как собачка, кивал своей кудрявой головой. В этот момент, Стёпа, его лучший друг, сидя на предпоследней парте, незаметно убрал скомканный листочек со шпаргалкой во внутренний карман пиджака. Услышав фразу профессора, звучавшую уже в шестой раз за последние два часа, Стёпа замер. В аудитории воцарилась гнетущая тишина.

- Какой физический смысл несёт в себе подынтегральное выражение в формуле закона Фарадея? – спросил, наконец, Станислав Петрович у экзаменуемого.

Толя нервно заёрзал на стуле, пытаясь сконцентрировать взгляд на кончике гелевой ручки, которая мелко дрожала в его руке. Потом он судорожно вывел на листке знак интеграла, сразу же зачем-то зачеркнул его, затем опять что-то нарисовал. Видя его агонизирующую беспомощность, профессор снял очки и захлопнув Толину зачётку, протянул ему её со словами:

- Идите готовиться к пересдаче. Всего доброго.

Толя побледнел, на глазах блеснули слёзы, а голос задрожал:

- Ну… ну, пожалуйста, ну… ну… спросите… ещё один вопрос… ну последний, ну, ну… пожалуйста!..

Унизительные и бесполезные Толины моления продолжались недолго, после чего дверь за ним неумолимо закрылась с другой стороны.

Стёпа и Станислав Петрович остались в аудитории одни.

- Что ж, молодой человек, теперь только с вами разобраться осталось. Какой у вас билет?
- Пятнадцатый, - сказал Стёпа, присаживаясь на стул возле профессорского стола – Анизотропия твёрдых тел и транзисторы типа p-n-p.
- Очень хорошо. Расскажите, что вы знаете по этим вопросам.

Стёпа начал рассказывать. Ожидая своей очереди отвечать, он успел выучить обе темы почти наизусть. Его отличные шпаргалки были, как всегда, лучшими в группе, поскольку подготовка к любому экзамену для него сводилась лишь к рутине кропотливого переписывания конспекта с лекциями на обрезки бумаги размером со спичечный коробок. Конспекты он брал у Светы Степаненко и сканировал их, поскольку лекции посещал крайне редко, а если и бывало такое, то почти ничего на них не записывал.

Когда Стёпа закончил рассказывать про транзисторы, он знал, что сейчас начнётся самое страшное. Пока он учтиво и без запинок отвечал на свой билет, профессор даже не взглянул на него. Его маленькие слезящиеся глазки отвлечённо изучали портреты Эйнштейна, Максвелла и Столетова, висевшие на стене в тонких керамических рамках. Казалось, он даже не слушал, о чём ему так подробно рассказывал Стёпа.

Как показывал горький опыт пяти предыдущих учеников, включая несчастного Толю, мало было просто ответить Станиславу Петровичу на свой билет – это кое-как выполнил даже самый отсталый в группе студент Макс Потапкин – все заваливались на дополнительных вопросах. Вопросы эти Станислав Петрович брал из головы, и непосредственно к билету они отношения не имели, но по ним было легко определить – кто готовился к экзамену, а кто всё списал. Отвечает, например, студент про закон преломления света, хорошо отвечает, всё как в лекции есть, а он ему, хлоп! и про момент инерции или ещё, чего доброго, о теореме Симона рассказать попросит. Так пятеро и завалились…

Оторваться от седых усов Эйнштейна, Станиславу Петровичу помогло неловкое молчание, опять столь тоскливо нависшее над пустым классом. Он поглядел на Стёпу и сходу задал ему первый вопрос – классификация радиоволн. Стёпа не ответил. Затем последовал ещё один вопрос, про нахождение вектора скорости электронов в простенькой графической задаче. И вновь Стёпа сплоховал. Тогда Станислав Петрович впервые за всё время экзамена встал из-за стола и, сложив на груди руки, задумчиво подошёл к окну. За окном мела жуткая метель, всё засыпало снегом, и маленькая подержанная «копейка» у крыльца института, буксуя, тщетно пыталась вырваться из сугробного плена. Постояв так с минуту и умиротворённо вздохнув, профессор отвернулся от окна и как-то по-особенному тепло посмотрел на Стёпу.

- Итак, молодой человек, - профессор взял со стола Стёпину зачётку и раскрыл её, - Степан, да? Степан… Задаю вам последний, что называется, вопрос. Правила вам хорошо известны.

Руки у Стёпы взмокли от напряжения, а во рту пересохло так, что язык невозможно было оторвать от нёба, но внешне он выглядел спокойно. У него даже промелькнула такая мысль, что зря его сейчас не видит Света Степаненко; она наверняка была бы восхищена его напускным бесстрашием и готовностью безропотно принять судьбу, какая она есть. Назло этой коварной судьбе, несущейся на него со скоростью локомотива, спекшиеся губы Стёпы невольно исказила саркастическая улыбка. В этот момент он чувствовал себя максималистом – таковым делала его надежда на чудо, непоколебимая вера в Шанс, один, наверное, из тысячи. Ему казалось, что в этот момент не было на свете вопроса, на который бы он не мог ответить.

- Стёпа, а позвольте поинтересоваться, вы музыку слушать любите? – прозвучало словно из другого мира.
- Д-да…
- Это хорошо. Тогда вам будет легче ответить на мой последний решающий вопрос.

Какие слова! Какие слова! Легче! Он сказал легче! Сладкая надежда усилилась десятикратно, хотя это просто ноль умножили в десять раз. Стёпину голову будто бы стянули невидимые нити, в глазах потемнело, из ушей, казалось, вот-вот пойдёт кровь. Сердце было больше самой груди и стучало оно повсюду: ту-дух, ту-дух, ту-дух. Один шанс, один единственный шанс. А как было бы чудно заполучить сегодня эту чёртову «тройку»! Тогда можно было бы сойти с ума от счастья и, закутавшись в метель, идти домой хоть десять остановок пешком. Всего один шанс, но ведь Танька Архипова смогла же, ах она растакая... Стёпа сконцентрировал всю свою волю, чтобы стойко вытерпеть эти несколько секунд напряженного ожидания, за которыми…

- А назовите-ка мне, Степан…

Ту-дух, ту-дух, ту-дух.

- …все альбомы группы Битлз, начиная с шестьдесят второго года?

Ту-дух, ту-дух, ту-

- Альбомы Б-битлз?.. – Стёпа вмиг покрылся испариной. Словно томимые в застенках духа эмоции прорвались, наконец, через блокаду и в виде горячих капель пота вырвались наружу.
- Да, Битлз! Битлы, Ливерпульская Четвёрка - так их ещё называли. Джон, Пол, Джорж, Ринго. Не слышали ни разу? Они были очень популярны лет тридцать тому назад.

Профессор даже немного покраснел от нахлынувших на него чувств. В его маленьких слезящихся глазках словно замелькали воспоминания; казалось, он вот-вот пустится их рассказывать осоловевшему от такого поворота событий Стёпе, который уставился на него в упор и вдруг выдавил из себя:

- Еллоу Субмарин.

Профессор горько улыбнулся и с сожалением сказал:

- И всё?.. Маловато будет.
- Н-нет, - вымолвил Стёпа, - эээ, Револьвер…
- Неплохо, осталось назвать ещё двенадцать альбомов, - в тоне профессора послышались нотки серьезности, словно речь снова зашла о физике.
- Мэджикал Мистери Тоур, - назвал Стёпа один из своих самых любимых альбомов не только у Битлз, но вообще. – Рубба Соул, - и его голос зазвучал как дамасская сталь.

Пятый альбом он произносил с нескрываемой торжественной улыбкой на устах.
Изумлённому Станиславу Петровичу оставалось лишь загибать пальцы.

- Белый Альбом, Битлз фо Сэйл.

Стёпа вошёл в кураж и стал делать небольшие комментарии к называемым пластинкам:

- Сэджент Пепперз Лонли Хартс Клаб Бэнд. О да, великолепный альбом. На нём есть замечательнейшая вещь! Дэй ин зэ лайф. Там Леннон и Маккартни поют по очереди, а в конце каждого куплета начинается такой хаос в исполнении духового оркестра, одним словом - нечто!

Станислав Петрович смотрел на Стёпу влюблёнными глазами и души в нём не чаял.


* * *

В пустой от посторонних людей аудитории, напичканной железными осциллографами и вольтметрами, с портретами гениальных учёных на стене и вьюгой за окном, между студентом второго курса политехнического института и профессором, доктором физико-математических наук, лауреатом государственной премии, завязался интереснейший и полный нечеловеческого взаимопонимания разговор о музыкальном наследии группы Битлз. И продолжался он целых пол часа. А Толя, друг Стёпы, потом долго ещё не мог понять, как его товарищу удалось с первого раза сдать этот проклятый экзамен, да ещё на такую невероятную оценку как «отлично».


2006

Может это было, а может этого и не было, точно этого никто не знает, а может быть все просто забыли, запарились по другой теме, да и забыли...

Короче, жил был растаман, ну не совсем растаман,скорее гровер,пара кустов в шкафу у него росло, такие реальные елки, и не чаил души в них раста-гровер, обожал и лелеял, поливал удобряхами, водой опрыскивал, песенки Боба Марли им включал, короче не на шутку перся он по этой теме, всю свою любовь им дарил, так как в Вавилоне некому на хуй уже давно любовь не нужна, всем только баксы да извращения подавай.И жил он среди этого Вавилона, давно уже жил, и заебал его этот Вавилон окончательно, так заебал,что слов нет, короче, заебал не по детски! Решил раста-гровер уйти на хуй от Вавилона, в поля уйти и сеять мир и любовь людям, что бы прозрели они, короче, что бы хорошо всем было.
Так и думал раста-гровер, выращивая свои елки, думал:-"вот дождусь харвеста, наберу бошек, скурю их, и друзьям дам покурить, прозреем мы, и уйдем от Вавилона, будем пророками Великого Джа, будем сеять вечное счастье на земле"
Так он и мечтал, ростя шишки, и вот настал день харвеста, взял он топор, что бы елки свои срубить, а рука не подымается, так он их полюбил, что и сил погубить нет, почувствовал он себя прям каннибалом каким то, и поселилась тоска в его душе, и стало ему так плохо и одиноко, что по хуй стало на любовь и счастье, поднял он топор и уебал по стволу со всей дури и порубил все кусты! Стало ему так одиноко, совсем одиноко, что и курить не захотелось, заплакал раста-гровер над кустами, загрустил, собрал он все бошки в большую коробку и положил под кровать, совсем расстроился, устал, смотрит на ладошки, а они черные, как хуй знает что черные и пахнут шишками, скатал он черноту с ладоней в комочек, положил его на паяльник и скурил через трубочку, и настала в его душе такая любовь и такое счастье, что словами хуй выскажешь, и понял раста-гровер, что вернули шишки ему любовь его,да так вернули, что еще больше он их любить стал, пошарил он в коробке и нашел там семена, посадил их в шкаф, так и курил бошки, пока росли новые, и любили они друг-друга и дарили счастье друг-другу не по детски...
А Вавилон? Да и хуй с ним, с Вавилоном, любовь не знает границ и запретов, и по хуй ей на все Вавилоны, с их ебанымии законами, ведь им хуево, ведь любви в их сердце уже нет давно...(с)

Когда небо было молодое, а солнце не светило еще так ярко, земля была холодной и безжизненой, и жили на ней хмурые люди, с граммом вместо сердца, с градусом вместо мозгов и с таблетками вместо глаз, и жили они в городе, который назывался Вавилон и купола их храмов укрошало золото, которое заменяло им свет солнца. Жили они, и ненавидили друг-друга, находя своей ненависти причины и оправданье, истребляли вокруг все живое, хотя что может быть живым,без солнечного света....
Как то Джа проплывал среди бескрайних просторов вечности и обратил внимание на этих хмурых людей, и сказал им: Я зажгу ваше солнце ярче, я украшу ваши поля травой мудрости, я засожу ваши леса грибами прозрения, но вы должны отказатся от золотого тельца, вы должны уйти от Вавилона, вы должны полюбить друг-друга, и тогда вы я заменю на мы, и отдам вам ключи от рая.
И зажег Джа солнце ярче, и расцвела трава в полях, и повылазили из мхов яркие шляпки, и посмотрели на все это люди, обрадывались, и давай менять все на золото для нового храма, и строить свои храмы больше и выше, что бы достать до рая, все пуще и яростней ненавидя друг-друга, сходя с ума - повышая градус, сжигае сердце и вены, взирая на солнце сквозь таблетки.
Но Джа уже был занят, не до людей ему было, не может он никого заставить, да и не хочет...
(с)

сказочка...одна из многих. посему вырвано из контекста. каждый увидит в ней свое.

СКАЗКА О ГАОЛЯНЕ. (Сказка о национальной идее.)

Опосля рытья метро скудновато в закромах Скотнодворских стало, однако. Многие средства на то ушли. И тут как раз Белый Крыс, труды великого китайского гуманиста Ван Зайчика изучая, про некий гаолян вычитал. Сельхозкультура древняя, нездешняя, с таинственного Востока. И, судя по всему, урожайности и калорийности воистину необычайной. Куда там овсам местным до гаоляна! Рожь, пшеница, та же кукуруза - нет, не спасут оне Скотнодворскую экономику. Испокон веку сажаем, а толку - чуть. Токмо гаолян! Про его так прямо гуманист и написал: - " Колосится развесистый гаолян на полях Китая, к небу синему тянется рощами тенистыми. Через него и благоденствие в древней Империи... А как цветет! Сакура и та - рядом не стояла! В двадцать второй главе трудов Конфуция гаолян основой основ и столпом сущего назван. Ибо без гаоляна государство подобно нищему с сумой дырявой..."
Воодушевился книгочей. С Ученым Гусем мыслями поделился. Зайчика и Конфуция процитировать не поленился.
- Ты вот, Учёный, учён, как думаешь, а не стоит ли сиё растение сюда выписать? Через тех же Перелетных собратьев твоих. Пущай, через Китай транзитом пролетая, семян захватят, да к нам переправят. Для начала нам и нужно-то всего - малую толику. На рассаду.
- Слышал, слышал я про такое растение... - с готовностью закивал головой Гусь. - Наука об ём знает. Вавилов с Лысенкой, помнится, его культивировать собирались. А Лысенко - это ж голова, народный академик! И Вавилов тоже - голова! Но Самый Старый Хозяин тогда заартачился. Назвал гаолян "космополитическим атрибутом" и использовать строго запретил...
Ноне же - почему бы и нет? Времена-то другие: демократия и плюрализм...
Белый Крыс сразу к Старосте Индюку Кеше с идеей, мол надобно эту чудо-культуру к нам, на Скотный Двор внедрить. Ван Зайчик врать, поди, не будет. Всё ж, не хухры тебе мухры, а свой, Зайчик. Из Скотов, по всему видать, хошь и из диких. Засадим гаоляном нашенские поля, взрастим, а как вызреет - свои закрома пополним, и еще продавать излишки можно. Для пополнения бюджету. И общего процветания. Опять же, вертикаль власти укрепим.
Тут ужо и Староста Индюк Кеша воодушевился. Как-никак, а проблемы-то насущные: урожай, закрома, бюджет... Ну, и, конечно, излишки и вертикаль власти. Добро дал.
Вот с оказией заказ сей Перелётным Гусям и сделали. Когда, правда, оне те семена перешлют - то никто и не ведал, кто ж их, безнадзорных, знает? Но надежда появилась. Пусть не сейчас, пусть не завтра, а будет, будет на Скотном Дворе Великий Гаолян цвесть!
И, загодя Скотов к мысли о гаоляне приучая, общими силами пропаганду об ём вести начали. А то, ну как не поймут своей пользы да выгоды, да вслед Самому Старому Хозяину артачиться начнут? Староста Кеша собрание провёл, на котором и сам речь произнёс, и Белому Крысу с Учёным Гусем выступить поручил. Сам, понятно, про посевную и уборочную, про укрепление демократии, а интеллигенция уж про новую культуру злаковую. И так оне её порасписали, что хошь сейчас все на Дворе готовы были рвануть, не тока поля, но и целину ею засеивать. Поверил народ в чудо-культуру.
Белый Крыс по Кешиному заказу даже песню написал. На народный мотив. Хор с Птичника её торжественно исполнил. Понравилась Скотам песня, теперь все ходят по Двору, себе под нос напевают:
- По широким по полям
посадили гаолян.
Он на радость всем Скотам
Колосится здесь и там!
В экономике изъян
Нам заполнит гаолян...
Хряку Борьке, который чуть не кажный день как свинья надирается, особливо припев в душу запал:
- Хочешь быть и сыт и пьян -
Сей скорее гаолян! ( Это Крыс Хряку про гаолян-джу* на ухо нашептал)
И вечерами на завалинке уже всем Двором с чувством выводят:
- Гаолян мой, гаолян,
Колосистый гаолян...

Долго ли, коротко, а всё ж принесли Перелётные долгожданные семена заветного гаоляна! Немного, горсточку всего, но на малую делянку хватило. При посеве всё население Скотнодворское собралось, кажный считал своим долгом хошь одно зернышко, а самолично в землю посадить. Само собой, событие сие в стихийный праздник вылилось. Староста Кеша нос по ветру чутко держал, настроение населения сразу вычислил, а посему день этот государственным Всенародным праздником Гаоляна объявил, а деляну - национальным достояньем.
Охрану, понятно, выделили круглосуточную. Табличку вывесили: так, мол, и так, достояние, охраняется. А что запрещается - тоже прописали. Всё чин по чину. И урожая ждать начали.
А по осени... Выросли на той деляне метёлки невзрачные да неприглядные. На легендарный развесистый гаолян вовсе и не похожие. На всякий случай его всем миром испробовали. Зёрнышки мелкие оказались, да безвкусные, а листья - вообще жевать невозможно - горечь одна. Копнули под корень - авось, клубни какие-никакие имеют место быть? Ан - нету. Расстроился народ.
Тут Гусь Учёный от науки выступил по Кешиной просьбе, дабы население успокоить:
- Уважаемые господа Скоты! Можно понять ваше недоумение и разочарование по поводу гаоляна, но мы со всей ответственностью заявляем, что налицо присутствует факт несоответствия. Семена бракованные принесли Перелётные Гуси. Али вообще не те. Они же малообразованные, могли чего и перепутать... Вот в следующий раз... А пока предлагаем созвать государственную комиссию из компетентных ответственных лиц, дабы казус такой более не повторился. И ещё: предлагаем обратиться в вышестоящие инстанции с просьбой выслать нам проверенные, сортовые семена районированного гаоляна. Не время унывать, господа, будет и на нашей улице праздник!
Поуспокоились Скоты, обнадёжились.

Только Белый Крыс особо в помощь вышестоящих инстанций не верил, да и вообще в том гаоляне шибко разочаровался.
"Жаль бывшей идеи, - записал в мемуары Крыс. Но сам себя же и поправил: - Хотя, почему, собственно, бывшей? Пулей можно убить Скота, но не идеал. Есть только один способ убить идеал - дать ему осуществиться. Идея же неосуществлённая продолжает бродить в умах, давая надежду. А надежда умирает последней!.."


Тут и сказочке конец. Хотя...

* Гаолян-джу - гаоляновая водка. (кит.)

Добавлено спустя 7 минут 14 секунд:
ДЕРЖАВНЫЙ СИМВОЛ СКОТНОГО ДВОРА. (сказка за нумером 55...)


У Белого Крыса помимо основной работы - Хозяйскую дочку Катьку разными штучками-дрючками развлекать - еще и хобби, то бишь, увлечение было - книги умные читать любил. Вона, Корнея Иваныча Чуковского до дыр залистал, Агнию Барто и Ницше, Толстых, что Льва, что Алексея. Даже Константина - и того осилил. Большой Энциклопедический Словарь - вообще его любимой книгой сделался.
Это уже после того, как Белый в народ сходил, не совсем, скажем прямо, удачно, он демократом и летописцем Скотнодворским стал. И забот поменее, нежели Серыми собратьями управлять, и лапы почище. А летопись творить - всё лучше, нежели просто так в клетке на подоконнике сидеть. Глядишь, от потомков слава и решпект, да и от современного общества уважение. Это дорогого стоит. Власти предержащие с Белым Крысом по важным политическим вопросам советуются, Гусь Учёный предлагает совместно Народную Академию учредить. Вобщем, мемуарист наш весь в делах и в заботах. И не токмо книги, ещё периодику проглядывал, прессу штудировал...
Как-то раз, газеты старые просматривая, увидал Крыс скульптуру. Не саму, понятно, а фотографию. Оказывается, при Старом хозяине, когда Скотный Двор не в пример нынешнему больше был, символ у его художественный имелся. Помимо герба, гимна и флага. На главной площади изваяние стояло. Композиция: "Кузнец и Жница". Автор несерьёзный, из Насекомых, Муха какая или Пчела, но сама скульптура весьма впечатляла. Красивая такая, то ли в бронзе, а то, может, и медная. Огромадная! Теперь-то её, поди, в лом цветных металлов умыкнули...
Нынче, понятно, не те времена. Приоритеты в корне поменялись, идеалы и устремления другие. Не соответствует прежняя композиция новым веяниям. А как без символа? Это Крыс, чуток поразмыслив, понял, чай, не лаптем деланный. Старосте Кеше идею подкинул, как бы невзначай про Державный символ помянул. А тот ужо и сам загорелся. Не можно столь славному Скотному Двору без оного. У Французеев башня Эйфеля есть, на Дальних Выселках "СтатУя Свободы", у Италийцев "Давид" и "строение падающее" в Пизане. Надо и у нас некий "столп" установить. Как иностранец какой углядит его, так и поймёт сразу, что не где нибудь, а именно на нашенском Скотном Дворе имеет счастье быть-находиться.
Стали думать, что б такого-этакого водрузить? Свой ваятель штатный у Кеши имелся. Родом из Грызунии, но давно уже тутошний гражданин. Из тамошних князей. И фамилиё соответствующее - с "Царём" что-то такое созвучное. Он по разным углам Двора своих творений много славных понаставил, иные и в заграницу презентовал. Сам мелкий, а творения свои делал - ого-го! - смотреть можно, тока голову задрав. Дорого, конечно, брал, не без этого. Мастер, что сказать!
Правда, в последний раз Самого-Самого-Самого Старого Хозяина для исторической справедливости изваяв, что-то не так уловил в образе. Отобразил по своему художественному виденью, ан, получился натуральный Таракан, а не Хозяин. Но сносить уже, вроде, и жалко. Скоты порешили, мол, пусть уж стоит. А вот будущий символ державный Кеша грызунцу не доверил. Предложил какой готовый найти, доставить, водрузить и восславить. Чтоб всё, как есть, без всякого там "художественного виденья". Тогда и на авторском гонораре экономию поиметь можно.
У Белого, как всегда, дельное предложение нашлось. Процитировал Крыс один девиз, на разных языках известный: "Перекуём мечи на орала!". Тут тебе и призыв, натурально, демократический к миру во всём мире. И смысл глубокий - мол, орало-то оралом, но и меч, сиречь армия, имеется. Вот энто "орало" и надобно на главное Скотнодворское здание вознесть.
- Найдем где-нибудь сей судьбоносный предмет, сюда его притащим. И будет это наш наиважнейший символ, - Белый Крыс сказал с такой убежденностью, что последние сомнения отпали. - Потом тоё "орало" можно на герб и флаг перенесть.
- Думаю, "символ нового времени" народ воспримет с воодушевлением! Пусть попробует только не воспринять... - усмехнулся Староста Кеша. - Так: пущай Учёный Гусь, как научный кадр, всё объяснит широким массам. И оппозиция в лице Козла Сидора новшество одобрит. Это уж я гарантирую. Пойдем орало искать!
Белый Крыс явно замялся. Глазки-бусинки, потупив, объяснил:
- Дело в том, что я, как бы сказать, не совсем сельский житель. Детство и отрочество в зоомагазине провёл, потом в Избе Хозяйской обитал. И что такое есть "орало" - представляю довольно смутно. Вроде, утварь какая народно-деревенская. Али сельхозинвентарь... Ты, Кеша, не в курсе?
Иннокентий задумчиво огляделся по сторонам:
- Я, разумеется, в курсе. Но... запамятовал. За делами государственными важными такая мелочь из головы запросто могёт вылететь. Пойдем, у Гуся поспрошаем. Он Учёный, обязательно знает. Всегда и про всё. Или Петуха найдем, тот из народа, подскажет.
Гусь Ученый как раз с Петухом-Петей в теньке забора про державность и государственность рассуждали. Рассуждал в основном Гусь, от Петуха, по сути, только реплики требовались для поддержания настроения в беседе. Но Петя-второй, как ура-патриот, одними репликами, конечно, ограничиваться не мог. На такую важную и близкую ему тему разговор! И получалось, что собеседники про меж собой говорили, один другого не слыша. Зато экспрессии и эмоций через край:
- ... из чего следует, что демократия, по пути которой мы неуклонно движемся вперёд, предполагает сильное государство, кое может обеспечить всем своим гражданам равные права вне зависимости от пола и возраста, цвета перьев, происхождения и вероисповедания, социального положения и прочего...
- Вот и я об этом же! - горячился Петя-Второй. - Скотный Двор - только для Скотнодворян!..
Вот к ним и подошли Староста с Летописцем.
- Петр! - издалека начал разговор Крыс. - Ты, Петя, того... Народный ты у нас представитель... Подскажи, где на нашем Дворе "орало" найти. Дело государственной важности!
- И наука пусть думает! - веско добавил Староста. - Нынче нам без орала никак нельзя.
- Орало... Орало... - прищурил глаза Учёный. - Это не то, что на подоконнике Хозяйской Избы музыку поёт? Натуральное "орало"!
- Не, то - "радива", - про радио Кеша точно знал. Оно марши по торжественным случаям играет. - А орало - оно другое. Вот нам и желательно узнать, каково на вид. Кто знает?
Петя зачесал крылом свой роскошный гребень:
- Вот ты бы, Кеша, меня про хоругвь какую, али штандарт спросил, я б завсегда ответил. А про энту "весчь" - в непонятках полных. Могёт, и взаправду радива оралом обзывается?
- Я знаю! Я знаю! - вмешался в разговор старших Цыплёнок Цып, бывший Децыпл. - Она за Дровяным сараем валяется. Я енту фиговину ещё на прошлой неделе заприметил. Но раньше не знал, что это "орало". Только щас понял. Дяденька Староста! Пойдемте, я покажу!
И взаправду. Лежит штуковина этакая сельхозкультурная, наполовину в землю вросла. Давно, видать, лежит. По одному её виду понятно, что исконно Скотская, народная приспособа. Старинная. Постояли, посоветовались, да и согласились, что оно и есть это самое орало.
Опосля обеду Хряк Борька с Быком Цезарем его к Курятнику, где Староста Кеша обычно заседал, и сволокли. И, поднатужившись всем Двором, на самую маковку, на крышу сообща водрузили.
Митинг был полон торжественности и величия. У всякого Скота от вида Державного Символа гордость в грудях проявилась. У кой-кого слёзы на глазах навернулись от осознания момента. Кеша, понятно, речь сказал, потом Крыс с Гусём в своих выступлениях пафосу надбавили. В общем, славно всё прошло. На уровне.
А вечером с Фермы Мерин Тиша возвернулся. Долго стоял, подслеповатым глазом на Символ Державный косился. И так смотрел на крышу Курятника, и этак...
- Ничего не пойму, - обратился он к пробегавшему мимо Белому Крысу. - На кой ляд тягловое ярмо туда засунули? Сколько лет оно без дела валялось...
- А ты точно уверен, что это - ярмо? - оглядевшись по сторонам, тихонечко спросил Крыс. - Не ошибаешься?
- Да как я могу ошибиться, коли ещё Жеребёнком малым его на деде своём, Мерине Сивом видел. Ярмо - оно и есть ярмо. А что тут приключилось-то?
- Да ничего особенного... Так, Ворон пугать поставили. Забудь. Да, кстати, как там дела на Ферме? - сменил тему дальновидный Крыс. Как опытный политик, он знал, что всегда в разговоре запоминается последняя фраза...
И превратилось тягловое ярмо в Державное Орало... Остальные же Скоты так в неведении и остались.
" - Блажен, кто верует, - записывал вечером Белый Крыс в свои исторические хроники. - Хоть сто раз говори "сахар", во рту слаще не станет. Назови ярмо оралом, но суть предмета ярмом и останется. Каждый народ достоин своей страны, своего державного символа и своих правителей. Но не такова ли историческая миссия Скотов? Может, в этом и есть великая сермяжная правда? И проблема не в том, что пресловутое ярмо на стяге, а в том, что ярмо в душе осталось. И покудова не выдавим это ярмо из себя, его и достойны будем..."
Долго ещё Белый Крыс на эту тему рассуждал, но, в конце концов, совсем запутался, и мемуары свои до лучших времён отложил...

Тут и сказочке конец.

Пукнул мозгом на бумагу
И расшифровывая брызги,
Писал прекрасные стихи...

И в Новом времени есть викинги,
Что уводять тьму народа в Новый Свет.
Они приходят в гости с короблями
Сжигая их - уходят с дымом в небеса.
Я more Jah Head.
Я новый we-King.

В кислоте, да не в обиде.

Мир конечно из пластмассы.
Небо сделано из мяса,
А звезды - это дырки от пуль...

Запланированный вечер

Обкурились мы на каком-то балконе, не то террасе, но, скорее всего, балконе, ведь, откуда взяться террасе в городе, или, может быть, есть специальные городские террасы?... И, кстати, почему я вдруг решил, что нахожусь именно в городе? Решительно ничего не помню и не понимаю! С той минуты как Диван затушил огарок от пятки “Казбека”, я вдруг перестал помнить о своей гражданской истории. Нет, то есть, кое-какую гражданскую историю я, кажется, помню… Вот, например:… Хотя, постойте! Ну, знаете, рассказывать вдруг так запросто такие вещи о самом себе!... Нет. Извините! Да и почему именно о себе? Нет. Тут что-нибудь эдакое повспоминать, что-нибудь из рода социальных клише… Что-нибудь такое, формальное. Хотя, постойте… Формальное, кажется, тоже не годится. Формальное! Фу ты! Сразу догадаются, что за формальным я скрываю личностную, индивидуальную, частную и интимную начинку. Вообще, формализм прививка для привата… Порностудия какая-то получается! Нет-нет. Им, пожалуй, сунь-ка эдакое общечеловеческое чо… Вот, что им необходимо! Вот, вот, вот, вот, и… Да, кстати, о чем это я? Какая, простите, изначальная тема обсуждалась? Кто развязал разговор? Я в диалоге? Пожалуй, так я вам скажу: необходимо попробовать смириться со своей судьбой, как подобает воину! Да, да! Именно так! Я должен, как истинный воин, смириться со своей судьбой и не думать об этом балконе! Подумаешь, какой-то незнакомый балкон! Где-то, значит, я оказался, да не помню где… Воин всегда готов к прыжкам в неизвестное. Воин готов даже к смерти! Что воину, идущему по тропе накопления личной силы к знанию, что ему какой-то там неопознанный балкон?! Чушь. Чепуха, как сказал бы Дон Хуан.
Но вот Диван чегой-то подмигивает мне. Говорит, мол, надо куда-то идти. Да, базара нет, у него, у Дивана, свои, барыжьи дела. Вот он и намылился. Деловой, плановой. Все время куда-то ему неймется! Надо, значит, надо.
Да, кстати, а кто такой Диван? Откуда он, вообще, взялся? Если я не помню про этот балкон, то Диван-то, позвольте, вообще, кто? Ух! В висках постукивает чой-то. Видать, духота вечерняя действует. По крайней мере понятно, что на улице вечер… Какой очаровательно-мягкий, теплый вечер!... И даже, более того, вполне определенно могу сказать, что вечер летний, или, по крайней мере, позднемайский, ну уж никак не сентябрьский, в сентябре вечерами бывает не очень… Хотя, бывают, извините, такие сентябрьские вечера, что захватывают дух одни лишь воспоминания о них. Бывает, обольет всю землю, поросшую разноликой листвой и пестрыми кустами алой краской, и замирает тишина… Сегодня тоже хороший вечер. Слышны потрески цикад. Кузнечики то, или саранча? Стрекочут, пиликают с радостью и энтузиазмом. Какие-то беседуют птицы на ветвях… Да это вишня! Какой замечательный балкон! В нем очень уютно и, раз Диван ведет себя спокойно и уверенно, то и безопасно должно быть на этом балконе. Только вот Диван зовет меня всё настойчивей.
Я поднимаюсь со своего кресла и выхожу с балкона вон, по короткой лестнице, сгороженной всего из трех крашенных коричневой краской и кое-где обветшалых до голой сухой доски ступенек, следом за которыми ступаю на мелкогравиевую, поросшую вьюном дорожку, и, похрустывая камешками под пляжными шлепками на своих, облаченных ещё и в шорты ногах, иду себе вслед за Диваном.
У меня, пожалуй, слишком летний вид! Даже не знаю, нормально ли выгляжу сейчас в этих шортах и шлёпках, для какой-нибудь вероятной социальной ситуации, шагая навстречу неизвестно чему по этой гравиевой, садовой тропинке. Мы огибаем строение. Уф! То был вовсе не балкон, а летняя терраса при крыльце. Красиво устроились, господа! Строение ветшает, но ещё дышит силой; по доскам и брёвнам торжественно вьется кверху хмель.
Тут солнце бьет мне в лицо. Мягкое, оранжево-красное закатное солнце, понаблюдав за моим шествием из-за блестящих, темно-зеленых листьев вишни, вдруг бросилось, словно дикая кошка, прямо в глаза. Я в саду! Что за тишь кругом… И лишь мой верный Диван, распахивая передо мной калитку, вальяжно выходит на середь деревенской пустынной улицы, улицы, задремавшей уже в ворохе порожденных сочной тенью сорняков и репейников, где лишь растущие выше бурьяна, ещё отливают золотом солнечного света на кустах своих белые цветы жасмина.
Диван, жеванным “адиком”, с прорезями для пальцев и уже похожим на самодельный гуарачос, ступает в густую и влажную траву. Небритое и толстое лицо его щурится и, подмигивая, указывает левым глазом на нечаянно вылезший возле плетня мак. Я знаю хороший сочный репей с широкими листьями, здесь, неподалеку. Следует немедленно откопать и пересадить тот репей поближе к маку, чтобы не так был виден он с дороги. Хорошо, хоть помню это, особенно, когда луна в Рыбах! Больше не помню ничего, только руки травой пахнут, потому что пора пришла ну хотя бы ромашкой душистой их натереть.

http://proza.ru/cgi-bin/login/page.pl

Зарисовка "Время"

Белые странные мягкие слова вылетающие из окна и улетающие на юг подобно черным галочкам написанным между строк в старой, потрепанной книге в зеленой обложке сотканной из детских грез и сновидений о чудесной вселенной теплых цветов и бездонных ночей цвета индиго....
....Загорелся сиреневый закат, и тысячами пошли на большую нежно синюю жемчужину, переливавшуюся всеми оттенками бирюзово-ванильного перламутра, странные неземные существа из сигаретного дыма и пыли старинных библиотек, в которых книги в потрепанных переплетах из потемневшей кожи мирно дремлют в ожидании этого заката, который освободит их души и позовет их в ту далекую, чудесную страну, где нежно синяя жемчужина переливающаяся всеми оттенками бирюзово-ванильного тонет в странном антрацитово-черном море...
...В проводах, оранжево-красных, с легким привкусом озона в форме старой зеленой медведицы, лениво бредущей по стеклянному берегу электрического моря, забытый во времени и пространстве среди стрелок часов и вольтметров застыл ток. Ток времени в этом наэлектризованном измерении. На красной небесной пустыне отражались звезды висящие высоко в море, и танцующие свои странные хаотические танцы с медузами. По пустыне брел медный верблюд скрипя несмазанными шарнирами. В его металлическом сердце в оранжево красных проводах остановился ток когда он взглянул наверх на стеклянный берег электрического неба где замерла старая зеленая медведица, взглянув на красную пустыню над головой и на медного, покрытого патиной верблюда. Время застыло...

Дайте мне слово, ложное. глупое, пустое, но чтоб на нем можно было подтянуться, и стать чуть выше.
И я построю на нем религию. Я скажу что повторение этого слова даст вам неограниченные возможности.
И его будут выкрикивать на митингах, повторять про себя ночью в темноте, говорить на прощанье по телефону,
им будут греться тысячи вымышленных сердец, тысячи вымышленных людей. И потом когда оно достигнет
предельного величия и разрушит все, что было раньше, сокрушит меня, вас, ваших друзей и соседей. Раздавит своим
неоспоримым весом, и сожмет легкие, отчего при каждом вдохе все твои мысли будут только о нем.
Тогда маленькие люди беспрестанно оглядываясь и наискосок перебегая улицы, принесут мне новое свежее,
еще не запачканное, не вымазанное в грязи и в крови, маленькое и нелепое слово.

Старый суфий Абдурахман сидел посреди пустыни и раскуривал косяк. Тут к нему подошел путник, присел рядом и сказал:
-Ас-саламу алейкум, Абдурахман!
-Ва алейкум ас-салам! - ответил слегка прихуевший Абдурахман. - Кто ты, путник, и откуда знаешь мое имя?
-Я Аллах - ответил путник. И тут Абдурахман увидел, что путник действительно является Аллахом.
"Нихуя себе, у меня шмаль" - подумал старый суфий Абдурахман. И спросил дрожащим голосом:
-Аллах, но почему я тебя рашьше никогда не видел, а сейчас ты ко мне вот так вот подходишь и приветствуешь меня?
-Дело не в шмали, Абдурахман - ответил Аллах. Я и раньше всегда был рядом с тобой, впереди тебя и сзади тебя, слева от
тебя и справа от тебя, сверху от тебя и снизу от тебя... И даже внутри тебя. И ты это видел. Но не осознавал, поэтому
убеждал себя в том, что ты ничего не видишь, так как не понимал и не мог объяснить. Но сегодня ты ПОНЯЛ... Передавай косяк.
В конец охуевший Абдурахман передал Аллаху косяк. Аллах сделал глубокий напас, прокашлялся и улыбнулся старому суфию Абдурахману.

МОНОЛОГ ВИННИ ПУХА

В голове моей опилки, да, да, да!
Опилки - это мой инструмент восприятия мира, анализа и синтеза, центр моих высших рефлексов, та часть меня, где рождается моё "Я" и мир вокруг меня.
Вот у живых существ в голове находится мозг. У человека мозг устроен сложнее, чем у других живых существ. Миллиарды нейронов, каждый из которых является уникальной электробиохимической лабораторией микроскопических размеров, объединены в сложнейшую нейронную сеть, принципы функционирования которой до конца не разгаданы. Люди на основании этого факта решили провозгласить себя царями природы. Они научились создавать для себя комфортную среду обитания, но их совершенно не смущает то, что для этого они постоянно что-то отнимают у обладателей менее сложных нейронных сетей. Но при этом они постоянно чем-то недовольны и всего им мало. А отнимают они всё больше и больше. Скоро совсем нечего станет отнимать.
Я живу со своими опилками в голове, такой, какой я есть и имею то, что я имею. И мне не нужно что-то постоянно у кого-то отнимать, чтобы оставаться довольным и чтобы моё существование сохраняло смысл.
Перед сном я часто думаю о том, что наверное где-то во Вселенной есть обладатели мозга, устроенного намного сложнее, чем человеческий. Такого мозга, по сравнению с которым человеческий мозг кажется всего-лишь горсткой опилок. И почему-то мне кажется, что обладатели такого мозга действительно знают, что такое Гармония и Равновесие. И живут в соответствии с законами Гармонии и Равновесия - базовыми законами Вселенной.

не это ли навязали атеистам?

РАДИОПРИЁМНИК

Борщ, ленивые голубцы, чашка компота и российская попса в динамиках радиоприемника.

Сижу, ем борщ.

Радиоприемник зомбирует.

Я делаю вид, что не замечаю.

Радиоприемник зомбирует настойчивей. Я не поддаюсь.

Разделываюсь с борщем и принимаюсь за ленивые голубцы. Сейчас радиоприёмник убеждает меня купить автомобиль BMW.

Доедаю ленивые голубцы, выпиваю компот и выхожу из помещения. Приёмник продолжает зомбировать людей, оставшихся в
столовой.

Я верю в то, что мой разум всегда будет оставаться незатуманенным, что бы не происходило вокруг и в чем бы не убеждали меня окружающие.