«Как только оркестр начал играть, музыка полностью обволокла моё сознание. Настолько объёмным и невероятным казалось мне её содержание, что на ум пришла мысль: «не могли столь чудесные звуки родиться в голове человека, без помощи гашиша и оставляемого им гула в голове», В тот момент, я уверил себя, что Вагнер сам знал о необычных свойствах гашиша и экстрактов конопли, используя его для поиска вдохновения. По завершению оперы, я обратил внимание на то, как Вагнер общался с королём Австрии, бывшим ему близким другом и его покровителем, что натолкнуло меня на идею о том, что они оба входят в небольшой круг любителей курения гашиша. Я прекрасно помню, что всего пару лет назад, Вагнер сам стоял во главе подобного сообщества, созданного по примерам братств масонов. Многие его приближённые и знакомые регулярно участвовали в гашишных вечеринках, как на вилле Вагнера, так и в его театре в Байройте. По сути, для вступления в данную организацию, человеку достаточно было лишь приобрести билет на любое представление в театре. Не сомневаюсь, что почти каждое выступление, на балконах театра, в тишине и уединении, располагались многие любители послушать музыку под действием конопли, которые употребили вещество в форме раствора до прихода в театр. Среди членов данного кружка даже наблюдалась градация по старшинству и близости к личности композитора: в особенности я помню некоторых переполненных энтузиазма любителей творчества Вагнера, которые, попривыкнув у воздействию вещества, порой зло подшучивали над новыми членами клуба и людьми, желающими присоединиться к нему. Безусловно, заведение Вагнера было единственным в своём роде местом в стране, где прекрасная музыка и пьянящая сила гашиша сливались вместе, создавая настоящий рай земной. Собственно, в этот вечер я явился в оперу, чтобы насладиться подобным опытом и хорошо отдохнуть духом. Перед представлением мне пришлось быстро встретиться с несколькими головорезами, которые отозвались на мои рекламные листовки о продаже крупной партии гашиша. Безусловно, я мог показаться им более рассеянным и нервным, виду употребления смеси, однако я пребывал в бодром состоянии духа, с нетерпением ожидая начала представления. В данном плане я не понимаю слабых духом людей, которые приходят в оперу, со знанием, что у них не хватит интереса и сил дождаться конца истории, что только портит им впечатление от мероприятия. После завершения оперы, я подумываю вновь встретиться с Вагнером лицом к лицу, поделюсь впечатлениями от его работы. Возможно, поинтересуюсь у него насчёт нового круга друзей и возможности вступления в него. В начале представления, меня начала переполнять энергия и мысли, которые так и норовили вырваться наружу, однако, с первыми раскатами музыки, мой разум позволил себе расслабиться, отправившись плавать по волнам звукового наслаждения».


Как отмечает Амерсин, в один момент, эмоции настолько переполнили его, что он закричал посреди выступления. «Как распятый Иисус, я испустил отчаянный крик, несомненно, показавшись другим зрителем некой карикатурой на дворового пса, который завизжал не выдержав громкой музыки. К счастью, мой возглас (который бы я с удовольствием бы взял назад) могли услышать лишь только близко размещённые люди. В частности, мой сосед смотрел на мене как на сумасшедшего, когда он сделал мне замечание о шуме, на что мне, всё ещё в состоянии сильного экстаза от действия конопли, попытался показать ему жестами, что со мной всё в порядке». Как дальше отмечает автор, на этот раз, Вагнер не пригласил его на возможную гашишную вечеринку, в честь удачного концерта.


«Как мне кажется, помимо того что я оскорбил Вагнера столь резким обращением к нему после выступления, вполне возможно, что неосознанно оскорбил его к завершению оперы. Несколько устав находиться на одном месте в своём состоянии, я начал скучать, порой ожидая завершения концерта. Глубоко вздыхая, я не заметил, что с закрытым ртом, у меня выходил довольно громкие звуки, напоминающие неодобрительное шипение, которое могли заметить некоторые друзья композитора в зале, предположив, что я смеюсь над его работой. В итоге, не дождавшись назначения личной встречи с композитором, я встретился с группой старых знакомых в трактире недалеко от театра, дабы продолжить вечерние гуляния».


К концу книги, Амерсин рассказывает о своём удачном вступлении в ложу гашишинов, называвшую себя «Лигой», в которую, по словам «старшего» (анонимного члена группы, который занимался обрядами посвящения) входили представители знати и интеллигенции разных стран, как женщины, так и мужчины. По словам представителя лиги, клуб являлся не полностью автономной организацией, а частью некой древней федерации тайных сообществ любителей гашиша, которые, якобы, существовали во всех уголках Европы на протяжении многих столетий.

«Сморщенный старый карлик, однажды поведал мне, что человек может научиться понимать язык птиц, но как же человеку освоить данный язык?»


Речь идёт о фразе «язык птиц», который является очень древним эзотерическим термином, который часто встречается в трудах мудрецов суфиев. А также в записках средневековых и древних алхимиков. Естественно, данная аллюзия является не прямым намёком на некую речь, а на тот факт, что некоторые фразы и символы могут иметь двоиные значения, которые на дано понять непосвящённым. Скорее всего, данный намёк относится к символу птицы, если говорить точнее, попугая, который начал использовать в своих работах древний суфий – поэт Атта, который считал эту птицу носителем творческого вдохновения и дара красноречия. Данный образ, связывающий психоактивную субстанцию и характерную её потреблению творческую стимуляцию с птицей, являющейся символом искусства и вдохновения, закрепился в литературе средних веков, позже появившись в книгах Европы на страницах труда «Гаргантюа и Пантагриюэль», написанном в 16 веке французским монахом и алхимиком, Франсуа Рабле (данный автор, также оказал заметное влияние на работы Алистара Кроули). В данной истории, которая, по своей сути, является довольно едкой пародией на церковный миф о священном Граале, упоминается пьянящая сознание трава, под названием «Пантагрюэлон», внешний вид и психоактивные свойства которой, описанные во всех деталях в третьей книге произведения (если быть точным, то в начале 49 главы произведения), явно указывает на коноплю. Вполне очевидно, что в те годы, католическая церковь, оскорблённая содержащимся в книге «святотатством», запретила книгу, начав активно бороться с её публикацией и распространением.