"Тут я припоминаю борца за натуральные пищевые продукты, с которым я когда-то был знаком. Этот парень считал большинство фанатиков здорового питания безнадёжно испорченными соглашателями, которые ели столько же вредных продуктов, сколько ем я или вы; только у него была правильная «природная» диета, которая состояла исключительно из орехов и сырых овощей. Как-то раз я спросил его, что было самым полезным из приобретенного благодаря такому режиму питания. «Это решило все мои проблемы с сексом», — тут же ответил он.
«Правда?» — с любопытством спросил я. «И каким же образом?»
«Во мне больше почти не просыпается половое влечение», — сказал он без тени ­смущения, даже с некоторой гордостью. «Мне больше не нужны женщины так, как это было раньше. Я свободен. Вообще никаких проблем в этой области».
Героиновая (или опиатная) диета, похоже, «решает» проблемы с сексом таким же образом, что и эта диета без мяса: она полностью исключает секс. Это аналог знаменитого решения проблемы ирландских бедняков, у которых не ­было обуви, предложенного Джонатаном Свифтом (отрубить им ступни). Оно покажется годным только тем, кто потерял всю веру и надежду в то, что может существовать настоящее решение.
Возможно, что некоторых людей жизнь в нашем обществе настолько терзает, что подобное полу-самоубийство для них является лучшей альтернативой настоящему самоубийству. Что любопытно, чёртова уйма докторов прибегает к той же логике, неустанно назначая избыточное количество транквилизаторов, многие из которых легко вызывают зависимость (к примеру, «Либриум»), а некоторые из которых (к примеру, тофранил) точно, согласно данным психофармакологов, связаны с импотенцией. Как заявил доктор Лоуренс Колб ­комиссии Конгресса ещё в 1925 году:
«Существует… определённый тип робкого, невротичного человека, который не способен справиться с жизненными испытаниями, боится общения с людьми, у него есть тревоги и страхи, и вот если такой человек примет небольшие дозы наркотика — и таких людей я наблюдал довольно много — то он станет лучше, станет более полезным человеком, чем был бы без этого».
Доктор Колб также описал двух ­врачей, которые были опиатными наркоманами и успешно вели медицинскую практику до того момента, как смогли «отказаться от пристрастия», после чего каждый стал ­неразрешимой проблемой для себя и членов своей семьи. «Эти два врача, про которых я рассказываю, не излечились, — с издёвкой сказал доктор Колб, — им не надо было вообще прекращать принимать его (наркотик), потому что это (излечение) для них означало только одно — сумасшедший ­дом, а когда они сидели на этом наркотике и постоянно его принимали, они неплохо справлялись с врачебными обязанностями». Американское общество на протяжении десятилетий игнорировало прагматичный подход доктора Колба и героически боролось за то, чтобы заставить всех таких заблудших овец отказаться от своего зелья-депрессанта. А так ли это? «Война с героином» продолжается; но штат Нью-Йорк оставил надежду по-настоящему «исцелить» наркоманов и довольствуется лишь тем, чтобы заставить их слезть с вызывающего зависимость наркотика, который штат запретил — героина — и пересесть на настолько же вызывающий зависимость наркотик, который штат разрешил — метадон; а в стране в целом количество выписанных рецептов на депрессанты, действующие на центральную нервную систему, как говорят, каждый год доходит до десятка миллионов. Позиция властей по умолчанию теперь, видимо, такова: «Если вы не можете выносить наше общество иначе как погрузившись в полусон, дайте нам тогда хотя бы контролировать то, какие вещества для этого вы выберете». Это не решение вопроса наркотической зависимости в стране. Это уловка с целью сохранить лицо, позволить тем бюрократам, которых Уильям Берроуз называет «контролезависимыми», не терять веры в то, что они, ей-Богу, контролируют всех, кого хотят контролировать.
Ещё один факт относительно героина был обнаружен доктором Джоэлом Фортом, весьма авторитетной персоной, и его стоит здесь привести. Это позволит нам чуть лучше представить себе эту проблему, вокруг которой поднято столько ­шума. Слово доктору Форту:
Героин — тяжёлый наркотик лишь в том смысле, что зависимость от него очень сильна: он гораздо легче многих других наркотиков в плане действительного вреда для здоровья. Хроническое ­злоупотребление героином вообще не вызывает необратимых повреждений, если не считать саму зависимость — которая, естественно, в своём роде превращает человека в раба. Хроническое злоупотребление алкоголем, для сравнения, ­неизбежно вызывает необратимое и зачастую приводящее к смерти разрушение печени и мозга.
Хроническое злоупотребление амфетаминами также за несколько месяцев приводит к ­ситуации, гораздо более тяжёлой, чем у любого героинозависимового — не считая, естественно, тех торчков, которые переламываются в тюрьме и никогда по сути от этого не отходят.
Вы мудро поступаете, если боитесь героина — в конечном итоге это херовое путешествие. Но боязнь героинозависимых людей — это один из наиболее абсурдных ­предрассудков нашего времени. Даже при нашем сегодняшнем законодательстве, которые вынуждает большинство из них красть, чтобы купить себе джанк, немногие совершают вооружённые ограбления; в соответствии с их пассивным, пораженческим складом характера, они в основном становятся квартирными ворами, грабящими дома, только когда хозяев нет, очевидно чувствуя, что даже с пушкой они не запугают никого настолько, чтобы тот согласился добровольно отдать им свою собственность. Уильям Берроуз сообщил, что он не припоминает, чтобы героинозависимый человек совершил насильственное преступление за все те годы, что Берроуз был торчком.
Каждый половой акт это переживание единения — что, возможно —объясняет тот факт, что Гордон разработал эту теорию на основе изучения самого простого (и самого презираемого в нашем обществе) из половых актов, мастурбации. Секс под такими наркотиками, как­ амфетамин и кокаин, перемещает единение на более высокий, обладающий большим охватом уровень. Секс под каннабисом перемещает его ещё выше, а секс под психоделиками переносит человека в области, до сих пор исследованные лишь великими мистиками, такими как Христос, Будда и Уолт Уитмен. Это главная причина распостранения наркокультуры и объяснение того, почему вопреки предостережениям реакционеров особенно не повысилась популярность выключающих секс наркотиков типа героина и морфия, при том, что наркотики-возбудители повсюду вербуют новых сторонников.
Героин: предательское противоядие
Героин вызывает больше суеверных страхов, чем любой другой наркотик, и — хотя есть неплохие причины держаться от него подальше, ещё как подальше — надо признать, что в основе большинства страхов лежат выдумки. Начнём хотя бы с того, что героинозависимых очень немного, и бояться их значит буквально бояться группы людей, по отношению к которой численное превосходство у нас — четыреста к одному. Это, мягко говоря, несколько трусливо с нашей стороны. Это особенно похоже на старушечью боязнь, потому что из всех употребляющих вещества героиновые торчки чаще всего являются наиболее инертными, ­вялыми и неагрессивными. Они в каком-то смысле куда больше боятся нас, чем мы их.
Взаимоотношения между торчком и добропорядочным гражданином на самом деле достаточно похожи на старый комический сюжет, в котором два ­перепуганных человека не оставляют попыток напугать друг друга, в ­действительности избегая драки. Множество людей верит в несуразные мифы о героинозависимых, и отчасти это (как отмечает доктор Роберт Де Ропп) происходит из-за того, что героин путают с кокаином. Оба вещества — белые порошки, оба иногда называют «снегом», оба можно нюхать или вводить с помощью шприца, от обоих происходит ­резкий приход, от которого остаётся медленно угасающее остаточное чувство. На этом фундаменте был выстроен легендарный собирательный образ «торчка», являющегося законопослушным гражданам в кошмарных снах.
Единственная реальная связь здесь это то, что кокаин — иногда — становится своего рода первым шагом на пути к героину, по причинам, приведённым ранее. (Впрочем, в действительности героин, по-видимому, куда более тесно связан с алкоголем, поскольку согласно исследованию, проведённому в Калифорнийском ­университете, у горьких пьяниц шанс стать героинозависимыми выше, чем у злоупотребляющих кокаином, марихуаной или любым другим наркотиком; а недавние исследования, проведённые в Нью-Йорке показали, что небольшая, но заметная часть героинозависимых после заместительной метадоновой терапии­ становится алкоголиками. Алкоголь и героин — наркотики, которые «выключают» людей, по большей части вызывая у принявших их заторможенность или забытье, тогда как и кокаин, и анаша, и амфетамины и даже психоделики типа ЛСД, каковы ­бы ни были их другие свойства, по большей части «включают» людей, вызывая у принявшего состояние возбуждения или даже перевозбуждения).
Тот, кто употребляет кокаин, зачастую испытывает повышенное сексуальное возбуждение; тот, кто употребляет героин — никогда. Кокаинист почти всегда нюхает, хотя может и уколоться; героинщик почти всегда колется, хотя может и нюхать. Злоупотребляющий кокаином человек, когда его пристрастие превращается в зависимость, становится полупараноиком и относится ко всему враждебно; злоупотребляющий героином человек, когда его пристрастие превращается в зависимость, становится всё более инертным, бездеятельным, ­отрешённым или «угашенным» на языке наркоманов. И самое главное, кокаинист, неважно, насколько сильно он подсел на вещество, не испытывает настоящего физиологического синдрома отмены, если прекратит принимать наркотик — хотя он зачастую будет находиться в подавленном состоянии, а иногда и галлюцинировать; героинозависимый человек ­испытывает настолько чудовищный синдром отмены — для него свойственны мышечные спазмы, рвота и понос — что подсадить кого-то на героин, а потом лишить его наркотика, это самая жестокая пытка, которую только можно вообразить.
И даже тут, однако, нарисованный нами образ наркомана имеет мифологический оттенок. Ломка от героина, несомненно, ужасна, но это необязательно самый жуткий вид наркотической ломки. Некоторые авторитетные учёные полагают, что ломка от барбитуратов ещё более тяжела, и доказывает это тот факт, что практически не зафиксированы случаи на самом деле умерших от синдрома ­отмены героиновых торчков (хотя они часто молят о смерти). Подсевшие­ на барбитураты люди, однако, в соответствующей ситуации зачастую умирают, если им не оказывают квалифицированную медицинскую помощь. (Уильям ­Берроуз отметил, что перенесённая им один раз барбитуратная ломка была более мучительна, чем перенесённые им 11 героиновых ломок).
Известно, что некоторые мелкие преступники нюхают кокаин перед ограблениями, чтобы набраться смелости; в представлении людей это перенеслось (очень неоправданно) на героинозависимых. На самом деле инъекция героина, скорее всего, вызовет желание проваляться на хате и отложить ограбление на неопределённый срок (или до того момента, когда нужны будут деньги на следующую дозу). Точно так же злоупотребляющие кокаином люди зачастую оказываются охвачены немотивированной агрессией и нападают на знакомых или совершенно незнакомых людей без видимой причины. (Это потому что они знают, что жертвы нападения на самом деле плели против них заговоры).
Героинозависимые люди — практически менее всего склонные к проявлениям жестокости граждане, если не считать квакеров.
Когда начался приход от героина, его пронзил энергетический разряд. Все страхи ушли: он был Богом и ничто не могло встать у него на пути. По другой стороне улицы молоденькая девушка шла в сторону парка. Шатаясь, он вскочил и направился к двери, не будучи способен и не желая контролировать похоть, обуявшую его при виде неё…
Такого рода клише, в своё время бывшие характерными для­ газетёнок с историями про «настоящие преступления» — полная чушь. Героинозависимые — всегда импотенты; или, если из этого правила и есть исключения, их единицы. Они никогда не испытывают «кайф», такой, какой ловят курильщики анаши, любители скорости, кокаинщики или даже бухарики. По сути их поведение больше всего похоже на поведение вашей тётушки Матильды с тех пор, как врач подсадил её на сильные­ транквилизаторы. Героин, без сомнения, сам по себе сильный транквилизатор.
Героин и секс

Как отмечает доктор Хоффман в своей «Всеобъемлющей психологии» (Comprehensive Psychology):
Мы раз за разом слышим от наркоманов описания эффекта инъекций на языке секса. Один героинозависимый сказал, что, вмазавшись, почувствовал, будто кончал из каждой поры на собственной коже. Ещё один сказал, что когда-то вводил раствор ритмичными движениями, пока тот не оказывался израсходован, и сказал, что это было вроде мастурбации, но гораздо лучше.
Вообще-то ритмичная манера, в которой делается инъекция, на самом деле в кругах американских наркоманов называется «надрачиванием», об этом раввин Джозеф Розенблум писал в «The Reporter» в 1959 году. Я как-то был знаком с девушкой из Сан-Франциско, которая, описывая, как два её знакомых наркомана делали уколы друг другу, сказала:
«Они так игрались с иголками, пыхтели и хлопотали, что это было похоже на половой акт. Как будто они были парой педиков».
Фрейдисты, разумеется, предполагают, что зависимость изначально бывает вызвана сексуальным расстройством какого-либо рода. Как и в большинстве фрейдистских теорий, это, несомненно, чрезмерно упрощённое понимание вещей, потому что в расчёт не принимается тот факт, что с эпидемиологической точки зрения зависимость — заразная болезнь, совсем как малярия (то есть если вы родились в Гарлеме, вероятность того, что вы станете торчком, будет гораздо выше, чем для того, кто родился на Парк-Авеню). Как бы то ни было, секс и джанк находятся в симбиотических отношениях, по крайней мере потому, что джанк уничтожает телесную сексуальность, лишая зависимых чувственности, которая остаётся разве что в их фантазиях. Это, возможно, объясняет их сексуальные игры с иголками.
Не то чтобы торчки не являлись людьми, у которых существуют различные проблемы ­с сексом; скорее они — люди с таким количеством проблем, что среди того, на что они жалуются, секс занимает далеко не первое место. К примеру, есть подтверждённые экспериментами данные о том, что удовольствие, которое приносит героин, ощущение которого сильно разнится от человека к человеку, практически отсутствует для людей, не измученных в крайней степени проблемами. Опиаты «сами по себе не обладают притягательностью», как установило проведённое в Англии исследование Чиэня (Chien); и даже до него, в 1925 году, Колб опубликовал работу, в которой демонстрировалось, что «интенсивность удовольствия, вызываемого опиатами, находится в прямой зависимости от степени психопатии человека, ставшего наркоманом».
Другими словами, на более нормальных ­людей героин, видимо, действует так же, как транквилизаторы — эффект почти не воспринимается сознанием — но у людей с действительно неустойчивой психикой вызывает чёткий «всплеск» и последующее приятное чувство. Единственная теория, учитывающая эти факты, такова, что (а) героин изначально ­не вызывает никаких приятных ощущений, (б) удовольствие, испытываемое душевнобольным человеком, в основном совершенно равно тому, что чувствуют обычные люди, и (в) вспышкой радости для принявшего наркотик оно становится из-за того, что обычно он находится в совершенно несчастном состоянии. Проще говоря, героин, изначально созданный как болеутоляющее средство, на потенциальных героинозависимых оказывает психологическое болеутоляющее воздействие. Это делает жизнь­ сносной, а большего им и не нужно.
Есть даже свидетельства того, как героинозависимые люди, до того, как стать ­зависимыми, определённо находились на полпути к шизофрении, собранные в книге Питера Лори «Наркотики». Зависимость каким-то не совсем ясным в биохимическом плане образом оградила их от шизофрении. «Возможно даже, — иронично ­отмечает Лори, — что человек в начальной стадии психического заболевания, выбирающий наркотик, находится в лучшем положении, чем тот, кто пытается справиться с заболеванием самостоятельно». Сегодня многие доктора прописывают шизофреникам сильнодействующие транквилизаторы, которые обладают таким же эффектом успокоительного, как и героин, не скрывая, что таким образом пытаются уменьшить последствия нервного расстройства. Если эта теория верна, героинозависимый выбирает этот упреждающий способ лечения от безумия, прописав его самому себе.
Он лишается сексуальности; он теряет тот таинственный дар, что зовётся свободой, ибо отныне становится рабом наркотика; он становится козлом отпущения и жертвой самого иррационального садизма, возникающего в обществе (по крайней мере в Америке); но он ускользает от страхов, медленно набиравших силу и грозивших самой его сущности. Только люди, прошедшие через вечно длящийся[3] кошмар, который называется «эпизодом психотического характера», могут прочувствовать в полной мере, что это за решение.
Количество денег, затрачиваемых на обращение с этими неудачниками от рождения как с преступниками, просто ошеломительное. В США героинозависимых примерно миллион шестьсот тысяч, а обходится им их пагубное пристрастие в среднем в 150 долларов в день. Героинозависимым, таким образом, нужно в год 87,6 миллиардов долларов, чтобы оплачивать свою наркоту. Кое-кто из них — врачи, и могут красть опиатные наркотики, чтобы продолжать употреблять, некоторые из них — привлекательные девушки и пользуются сомнительной привилегией занятий проституцией, но большинству из них приходится совершать кражи. Поскольку, как правило, чтобы выцепить 150 долларов у скупщика краденого, нужно принести ­товара на 300 долларов, наркоманы, которые крадут вещи, крадут в день не 150 долларов, а 300 долларов — крадут у всех остальных из нас. Вот куда делся ваш телевизор, когда ограбили вашу квартиру. Вот куда делась ваша машина, когда её угнали. Вот куда девается в наши дни большая часть украденных вещей. Пусть даже половина героинозависимых (это умеренная оценка) совершает кражи, чтобы продолжать удовлетворять своё пристрастие, исполнение соответствующих законов стоит обходится нам примерно в триллион долларов."